В годы Великой Отечественной войны в деревне Первушино Кушнаренковского района Республики Башкортостан проживала семья, эвакуированная из города Киева. О судьбе этих людей и жителей деревни в тяжелое военное время будет наш рассказ.

Моя собеседница Валентина Алексеевна Первушина
рассказала, что после Великой Отечественной войны в деревнях работали колхозы: д. Гуровка – колхоз «Искра», с. Петропавловка – колхоз «Ленина», д. Первушино – «Кагановича», д. Камышлы – «Калинина». В советские времена, когда народ воодушевленно трудился и считал себя строителем коммунизма, Валентина Алексеевна работала в отделе кадров колхоза «Кагановича».

Тогда на предприятие поступило письмо от жительницы города Севастополя  Жанны Михайловны Ребровой (девичья – Моложавская), где она просила прислать ей справку для Совбеза о том, что во время эвакуации в Первушино она работала в колхозе.

С большими сложностями, но для нее сделали такой документ. На этом история могла бы закончиться, если бы не ответное письмо Жанны Михайловны, датированное 2002 годом. Оно явилось общественности только в 2021 году, и потрясло всех, кто читал его. Пора почитать его и вам.

Строки из письма: «Я со своей мамой, Юлией Степановной Моложавской, во время войны, как эвакуированные вглубь страны, были направлены по указанию Кушнаренковского военкомата в вашу деревню для проживания и работы в колхозе. Мы прожили в д. Первушино с 1942 года по февраль 1944 года, где я училась в вашей школе…»

Жанна и ее мама жили до войны в городе Киеве. Оттуда и началась их эвакуация.

19 сентября 1941 года в Киев вошли немецко-фашистские войска. К тому моменту в городе оставалось примерно четыреста тысяч горожан, 200 тысяч киевлян ушли на фронт, 325 тысяч были эвакуированы.

Республики, края и области, принимавшие эвакуированных, были разбиты на две группы (по очередности вовлечения в процесс). В первую очередь эвакуированное население принимали Горьковская, Пензенская, Кировская, Куйбышевская, Саратовская, Сталинградская области, Мордовская, Чувашская, Удмуртская, Татарская и Башкирская АССР.

В письме Жанна Михайловна упоминает о том, что некоторое время они жили и работали в Сталинграде. Предполагаю, что 12 летняя Жанна и ее мама вначале были эвакуированы в Сталинград.

Ввиду сложившейся обстановки на фронте летом 1942 года, из Сталинградской области начали эвакуировать сотни тысяч мирных граждан по другим регионам Советского Союза. В общей сложности за этот период было вывезено из Сталинграда свыше 75 тыс. женщин и детей. В Башкирскую ССР — было направлено 730 человек. Видимо, из Сталинграда семья Моложавских была направлена в Башкирскую АССР, а именно в Кушнаренковский военкомат, с последующим распределением в Первушино.

Строки из письма: «Вначале мы жили у дедушки с бабушкой, как эвакуированные постояльцы. Дом их находился на краю деревни, где дорога вела к большим оврагам через поле. В оврагах мы собирали малину, листья, которые сдавали в приемный пункт колхоза для отправки в аптеки для лекарств. Затем мы жили у тети Нюры Подвойской, недалеко от правления колхоза, потом нас поселили в пустующем доме на противоположном конце деревни…»

В годы войны первостепенное внимание уделялось расселению работников эвакуированных заводов и фабрик. Эти люди были привязаны к производству, соответственно их селили в городах. Остальной контингент (женщины и дети, пожилые) селили в сельскую местность — в деревни.

В условиях войны остро стоял вопрос  снабжения эвакуированного гражданского населения одеждой, обувью, мылом и другими вещами первой необходимости. Легкая промышленность не справлялась с задачами обеспечения еще до войны, поэтому в письме Жанны Михайловны мы встречаем упоминание о нехватке одежды и средств существования

Строки из письма: «Мы дети помогали фронту, как взрослые, работали, куда пошлют. Собирали семена кок-сагыза (пух, как у закрывшегося одуванчика), копали корни. Пух надо было собрать с восходом и заходом солнца, поэтому ночи были от росы в сплошных ранах, а если были надеты чулки, которые вязали и дарили женщины деревни, то чулки снимались вместе с кожей, т.к. раны на ногах не успевали заживать. Копать корни было легче, но тогда, от напряжения ног лопались чуть подсыхающие раны. Собирали колоски на полях после уборки хлеба и тоже босыми ногами по стерне, т.к. лапти быстро рвались и дедушка Андрей ругался, что я их быстро рву. Драли горох, вязали снопы, скирдовали сено и солому, и возили на чуть живых лошадях, которые от труда и голода падали. Их прирезали, и только эвакуированным давали это мясо в счет трудодней. За 1 кг головок пуха кок-сагыза нам давали 1 стакан ржаной муки и записывали трудодни. Пилили и кололи дрова, чтоб топить школу, ездили в лес, валили деревья, и за это нам тоже писали трудодни. В общем, работали наравне с взрослыми, тяжкое бремя войны взвалили на свои маленькие, хрупкие плечи, лишь бы выжить, лишь бы внести свой вклад в победу над врагом…»

Спустя 60 лет Жанна с теплом вспоминает некоторые бытовые сюжеты.

Строки из письма: «Очень жаль, что годы стерли в памяти фамилии, но печеная картошка, залитая молоком в печке или каша завариха с черемухой, просомякинный хлеб и безотказная работа остались в памяти на всю жизнь…»

Из истории знаем, что наплыв эвакуированных в тыловые города ухудшал санитарно-эпидемическую обстановку, создавал жилищный кризис и рост цен на колхозных рынках. Коренные жители зачастую связывали эти трудности с приездом «чужаков» и обрушивали на них волну негодования. Неприязнь была особенно заметна в сельской местности, но из письма Жанны Михайловны мы узнаем о проявлениях чуткости и внимания первушинского населения к эвакуированным.

Строки из письма: «С вашей деревни мы уезжали по вызову с Москвы в наш родной Киев. В Киев нас провожала вся деревня. Денег, чтоб добраться домой у нас не было, и нам приносили, кто что мог: кто деньги, кто картошку, кто зерно, чтобы мы могли продать его и как-то добраться. Всё, что у нас было – это лапти, да кое-какие вещи из эвакопункта. Спасибо большое жителям деревни и низкий им поклон за помощь выжить и добраться до родного дома…»

Возвращение эвакуированных домой, начавшееся в военные годы, было более сложным процессом, чем сама эвакуация. Большинство людей не имело средств для возвращения. Это и подтвердила автор письма.

Возвращение Жанны и ее мамы в Киев произошло зимой 1944 года. Каким их встретил Киев, женщина также рассказала в своем письме.

Строки из письма: «Там нас тоже ожидали страдания. Квартира разрушена, отца расстреляло гестапо (он был оставлен по заданию партии, был подпольщиком)»

В 1944 года Киев стал возрождаться: восстановлена часть водопроводной сети, начали работать трамвайные маршруты, отстраивались лечебные учреждения и школы, возобновили работу институты.

После войны Жанна получила образование в одном из институтов Киева и по распределению уехала работать в Севастополь. Жила в этом доме среди деревьев и цветов.

Он дарил ей тепло и уют, но частичка души Жанны до сих пор проживала в деревне Первушино Кушнаренковского района Республики Башкортостан. Она навсегда осталась благодарна жителям за помощь, и за то, что они на время стали ее большой семьей.

Мне (пока) не удалось найти родственников Жанны Михайловны. Нет сведений о том, жива ли сейчас наша героиня. К сожалению, дверь, за которой я ожидала услышать движение, остается закрытой. Несмотря на эту досаду, самую главную дверь этой истории нам удалось открыть и ведет она в военные годы деревни Первушино, где народ приближал Победу в войне, творя добро по отношению к ближнему.