Интерес к судьбам жителей деревни Первушино в годы Великой Отечественной войны привел меня к воротам дома № 3 на улице Молодежная. Дверь в сенях открыла женщина пожилого возраста. Это была Клавдия Григорьевна Зиновьева (девичья, Ларина) 1939 года рождения.

Началась наша беседа на улице. Я интересовалась ее детством в годы Великой Отечественной войны. Затем беседа продолжилась в доме, где мне удалось записать рассказ Клавдии Григорьевны и ее исполнение народных песен, познакомиться с ее внучкой и правнуками.

Несмотря на то, что Клава в годы войны была совсем крохой, жестокость времени четко въелась в ее детское сознание.

Она была пятым ребенком у Лариных Григория и Екатерины. Шестой ребенок в семье появился 21 сентября 1941 года. На только что родившуюся дочку Марусю, отец Григорий Егорович даже не взглянул, хотя супруга Екатерина Дмитриевна просила полюбоваться девочкой. В ответ муж смахнул слезу и навсегда ушел из семьи на фронт. А в 1943 году Екатерине вручили похоронку из Тверской области. Плачущую женщину успокаивали все шестеро детей, подбадривая словами надежды. Так и жили: надеждой и трудом спасаясь.

Екатерине было тяжело с шестью детьми. Мужская работа легла на ее плечи с момента, как муж ушел на фронт. После извещения о гибели Григория, физическая усталость усугубилась горем утраты, но, чтобы сохранить жизнь детей, надо было трудиться.

Перед войной из Благоварского района в деревню Первушино на богатую деревом, рыбой, травой землю на постоянное место жительство приехали обеспеченные семьи. Свекровь рассказывала Клавдии, что до войны в деревне Первушино раскулачивали зажиточные семьи, и отправляли хозяев в ссылку. Освободившиеся дома переходили в сельсовет, которые выкупались приезжими. Среди них были люди с достатком, которые заказывали Екатерине шитье или вязание одежды для себя. У кого в хозяйстве были овцы, давали ей шерсть, а она пряла, вязала носки и варежки. Она была рукодельницей, шила ниткой и иголкой, т.к. швейной машинки не было. Расплачивались с Екатериной кто чем мог: зерном, вещами. Некоторые отдавали ей ненужную одежду: юбку, платьице, пиджачишко. Женщина перешивала вещи и у детей появлялась достойная одежка. Из какого-нибудь маленького дряхлого пальтишка она сшивала куклу для игр девочкам.

Зимой дети играли в избе, прыгали с печки на палачи (настил под потолком). «С печки на палачи, на кривой лопате», —  так кричали ребятишки. Летом до осени все играли во дворе. Бегали босиком с весны до первого снега, а когда ноги замерзали, приходили отогреваться у печки. Обуви хватало только на то, чтобы кому-то из них дойти до школы. Вернувшись, аккуратно ее убирали, чтобы ею пользовались остальные.

Были в деревне старики и вернувшиеся с фронта солдаты-инвалиды, которые плели лапти. Они ходили в лес, набирали лутошек (молодая липа), приносили на себе, на палатьи складывали, а как корочка отойдет – отдирали. Получалось лыко. Изготавливали из дерева колодки, и плели лапти. Клавдия Григорьевна помнит даже кочедык, которым «подковыривали» лыко. За плетение лаптей платили молоком или зерном (как скажет мастер). У Клавдии Григорьевны дома сохранился старинный лапоть (правда, «татарский», с прямоугольным носком).

С осени до глубокой весны дома отапливали железными печками. Хоть лес был рядом, но дрова привезти одиноким женщинам было сложно. Екатерина ходила в лес, рубила и таскала ветки на себе, ведь в ее семье теперь не было мужчины.

Женщина с шестью детьми полагалась на себя и на помощь своей повзрослевшей дочери (29 года рождения). Та уже работала в колхозе, где за трудодни давали пшеницу (рожь).  Чтобы перемолоть зерно, приходилось обращаться к тем, у кого были жернова, за что хозяин в оплату требовал долю.

Людям было не только холодно, но и голодно. У каждой семьи при доме были свой огород в 30 соток. Каждую весну комиссия перемеряла все огороды в деревне. Если у кого-то обнаруживали лишнюю сотку, ее отрезали, даже если на ней рос бурьян. Излишек обрабатывать было нельзя. Равенство!

На своих 30 сотках Ларины выращивали картошку. Как только образовывались первые клубни, Екатерина подкапывала 2-3 картошенки, варила их с крапивой, и забеливала молоком. Важно было растянуть урожай на целый год, и оставить запас на посадку в следующем году. Картошки не хватало, поэтому ребятишки бегали в колхозные поля. Там тоже сажали картошку, но осенью работники не всегда успевали собрать весь урожай. Остатки выкапывать было нельзя, поэтому люди приходили за ней весной, когда сходил снег. Искали, припевая: «Ой, капут, капут, капут, из мороженой картошечки лепешечки пекут». Найденную замершую картошку приносили домой, толкли, добавляли лебедную муку, и пекли лепешечки.

Спасала от голода и трава. Благо земля была щедра на растительность, а именно на Лебеду. Ее косили серпом, собирали в снопы, сушили, молотили, собирали зернышки и относили на мельницу (на горе, где сейчас сосновый лес, раньше там были колхозные поля). Из муки Екатерина пекла Лебедный хлеб. Он был горький, зеленый, и его вкус до сих пор помнит Клавдия Григорьевна.

Весной река и озера разливались. Когда вода уходила, на полях дети собирали ягоды и кислятку, а за диким луком, который рос у кромки леса, приходилось пробираться через овраги, которые до сих пор были затоплены.

Некоторые жители держали коров (для молока, не для мяса). Если в хозяйстве появлялся теленок, радости хозяевам это не добавляло, так как его нужно было сдать в колхоз.

Жизнь била людей со всех сторон, но они выживали, сохраняя свои нравственные и духовные ценности. Людям поднимала настроение песня.

В семье Лариных хорошо пели все. Екатерина знала много народных песен, и  разучивала их с детьми.

Юная Клавдия начала петь в 16 лет. Она окончила 7 классов. Пошла работать в колхоз, где выполняла любую назначенную руководством работу. Затем, 25 лет Клавдия Григорьевна работала уборщицей в деревенской школе. Старое здание было ветхое и холодное. Женщина носила воду в ведрах на коромысле от ближайшего колодца, грела воду на печке и скоблила полы косырем. Полы были некрашеные и грязь тряпкой не отмывалась. Скоро школу перестроили, труд уборщицы стал легче. Наша героиня ушла на пенсию. Стала больше уделять времени своему любимому занятию – пению в народном ансамбле «Калинка» деревни Первушино.

Трое детей стали совсем взрослые, и Клавдия Григорьевна стала любимой и любящей бабушкой семи внуков и прабабушкой восьми правнуков.

Живет поныне Клавдия Григорьевна в деревне Первушино. Живет счастливым настоящим, но горечь Лебедного хлеба забыть не может. Присядет женщина у окошка, запоет грустную песню, а по щеке стекает слеза печали. «Не дай Бог, никому» — скажет она прощание, и нам остается с ней согласиться, ведь никто не хочет войны.